громов все так и валяется в ногах ястребова не в силах пошевелиться. нет, чтобы собрать остатки своей гордости, попытаться хотя бы подняться и сделать вид, что все хорошо с ним и он не нуждается в нем. как смешно, не нуждается, так же как не нуждался в наpкomuках, да? идиот. чepmoв uдuom. попытаться подняться в его глазах с этого пробитого дна, но сил нет. и гордости тоже. даже те остатки, которые у него когда-то были, исчезли, испарились и не собирались возвращаться. так романтично и прекрасно валяться oбдoлбанным в ногах своей первой и последней любви в грязном коридоре рядом со своей рвomoй и  сдерживать себя, чтобы еще раз его не вывернуло. прямо на ноги яна, чтобы не позориться еще больше, хотя куда больше? после такого представления, которые ты сейчас устроил, гера, уже не будет никакого позора и чувства стыда. все, дно пробито навсегда. настал этот день. шесть лет везло, держал маску свою, которая уже приклеилась к твоему лицу и ты не мог без нее заявляться на люди. а сейчас все, клей засох и маска отклеилась и дала трещину. да и еще надо, перед человеком ради которого и надел ее. ирония, enmвою мать.

ястребов явно не собирается уходить и бросать его тут, в этом явно потерянном коридоре академии, так как он тут первый кто его нашел [хотя может быть были и другие, но решили не трогать его], особенно после его матов и просьб оставить его в покое. ян садится перед ним на корточки, пытается дотронуться пальцами до его лица, на что гера дергает лицом, не позволяя это сделать. этот рывок дается ему с трудом, но парень не позволит сделать это. нет-нет-нет. не нужны ему прикосновения ястребова, вообще. хватит, чтобы он потом ночью опять мучился, когда не нажрался aлкoголя или не обнюхался своего любимого порошка, чтобы не видеть гpeбанные сны с участием яна. два года этот идuom не снился ему. два года он жил в относительном порядке, почти не нуждаясь в том, чтобы уснуть без сновидений. когда не видел его каждый день перед своими глазами как это было в школе. когда каждый раз, когда сталкивался с ним или замечал даже его макушку издалека сердце сжималось и жгло. как будто на рану плеснули сnupm, а сверху еще добавили щепотку соли. когда герман нарочно игнорировал его присутствия, представляя, что его не существует, а потом тот преследовал его во снах. два года было тишины и громов думал, что все, отпустило. да нuxepa. опять в одном учебном заведение, опять он его преследует во снах и опять внутри все жжет, печет и дымится, когда появляется хоть крошечный намек на ястребова.

нервный, почти что граничащий с истеричным, смешок срывается с его израненных губ, когда он слышит, то его социальное поведение оставляет желать лучшего. от этого почему то становится смешно, а смех, который он хочет выплеснуть в лицо яну, застревает в сухом горле и громов кашляет, да так, как будто он прямо сейчас выкашляет все свои легкие наружу.  двигаться, чтобы ян не коснулся его было больно и неприятно, но эта боль намного лучше, чем чувствовать кожу нежных пальцев его рук на своем лице, которое сейчас искривилось от своих лишних действий. но ястребова его попытки отвернуть свою голову от него, явно не впечатляют, потому что тот фиксирует двумя пальцами его подбородок, а второй рукой трогает его лоб. геру обдает жаром и он не знает из-за чего именно. из-за яна, из-за прикосновений, из-за нapкomuков или все это вместе.  а когда друг [имеет ли он право называть его так, даже в своих мыслях] заглядывает своими зелеными глазами, которые цвета ярко-зеленого малахита [один из камней, которые гера носит на своей шеи] в его, то его захлестывает волна стыда. какой ты жалкий, громов. в этих глазах цыган видит отвращение к себе, от этого становится  еще паршивее, потому он и так в своих карих глазах видит это в отражение. он привык. но видеть эту эмоцию у человека, который дорог твоему сердце, важен твоей душе – xyeво и отвратительно. и больно. чepmoвски больно. ему хочется еще раз закинуться этими napшивым порошком, чтобы навсегда избавиться этого воспоминания. выжечь из своей памяти.

хочется ответить ему какой-нибудь колкостью, что это его первый такой приход [ладно второй, но ему знать об этом не обязательно], чтобы выставить себя хоть немного в лучшем свете, что мол, не такой он нapкоман. но ему не дают это сделать, потому что его поднимают с пола, на ноги и закидывая свою руку на плечи. сил сопротивляться нет, но гера не хочет, чтобы ян трогал его и нянчился с ним. он этого не заслужил, тем более, если этот человек ян. пытаясь хотя бы для вида дернуться и оказать хоть какое-то сопротивление, но на это реально уже тратиться последняя энергия и громов смиряется со своей участью. гром чувствует как жар исходит от тепла яна. чувствует как от этого плывет лучше чем от своего любимого порошка. по затылку прилетает случайно [ага, конечно] удар, что приводит его ненадолго в чувство, позволяя прийти в себя.

- не твое дело, - пытается огрызнуться парень на спокойный вопрос яна, но из-за его рта вырывается лишь какое-то непонятное мычание, потому что язык заплетается, а горле сухо, хуже чем в пустыне сахары. дергаться и бежать куда-то [от него подальше] больше нет сил и желаний. если хочет, то пусть мучается с ним. хотя совсем не должен. после всего того, что гера сделал ему, ястреб должен был оставить подыхать его в этом коридоре. громов чувствует как по телу разливается какое-то тепло, которое он давно не испытывал. уже забыл, что это за чувство. он ощущает благодарность? к яну. глаза неприятно жжет, горло сдавливает спазмом. хочется почесать их, но все что может сделать гера это прикрыть их. даже после всего, что он сделал ему он не бросил его. помогает и не оставляет. как, например,   его настоящие родители. почему-то это оставило такой огромный отпечаток громову, такую психологическую травму, что из-за этого он не может нормально жить. уверенный в том, что эти люди, которые называются его биологическими родителями, наверняка знали каким вырастит проблемным, неправильным, испорченным человеком, именно поэтому оставили. он не мог думать никак иначе, что проблема была в нем. что он не устраивал их как ребенок. и его это преследовало с детства, что он недостаточно хороший раз его могли просто оставить в гpeбанном музеи. спасибо работнице, цыганке розе, которая нашла трехлетнего малыша и взяла к себе переночевать. потом вместе с полицией искала его биологических родителей, но те бесследно исчезли и тогда роза решила оставить его у себя. его очень тепло, уютно и радостно приняли в большую семью и никогда не напоминали об этом. спокойно рассказали ему, как все было, когда ему было около одиннадцати лет, когда стал задавать вопросы [например, те дерзкие парни, которые постоянно дразнили его этим]. его одно время мучил вопрос: почему? чем он заслужил этого? что сделал не так? он боится, что если один раз его оставили, то и другой раз повторится.

и наверное, когда он понял, что влюбился в яна, то это дало ему ответ на вопрос почему его оставили. вот почему. потому что гера изуродованный, бракованный, дефектный грешник, который наверняка попадет ад за свои чувства к лучшему другу-натуралу. и чтобы избежать чувство брошенности, сам первый сделал это. молодец, не правда ли?

а тут он чувствует, что даже после стольких лет, ему приходят на помощь. на помощь, когда он даже не просил. на помощь, когда он прямым текстом посылает нaxyй. даже тогда, когда ястребов больше не является частью его бессмысленной жизни, как бы сильно гера не хотел обратного. яну не нужно знать о нем все, громов не хочет затягивать его в свой темный, жалкий и ничтожный мир.

они указываются в какой-то уборной, куда его затаскивает ястреб, по пути опять приложив его больную голову к двери. удар по затылку приводит его немного в чувство, он приоткрывает глаза, немного с удивлением осматривая помещение и морщится от едкого запаха, а желудок опять неприятно скручивает.

- не найдешь, - бессильно и тихо хмыкает громов, потому что он явно больше не будет баловаться непроверенными наркomuками в коридорах академии. теперь только в своей комнате. передознется, так никто не спасет его и он сможет спокойно сдохнуть.

его впихивают под холодную воду, прижимая к стене. вода заливается ему за одежду, капельки воды стекают по спине, а ткань неприятно липнет. волосы быстро намокают, а лицо умывают. самостоятельно, отчего герман даже не знает, что чувствует. приятное чувство, что о нем заботятся? или унижение, что докатился до того, что тебя умывает бывший лучший друг. но холодная вода отрезвляет его. мысли проясняются, хотя все еще гера чувствует себя херово. его мутит, а запах в помещение не помогает. он пробивается даже сквозь струи ледяного импровизированного душа. ян держит его за шею несколько минут его под ним, не давая дернуться. да герман и двигаться не хотел, смиренно принимая это. но когда чувствует, что тошнота подкатывается вверх, когда понимает, что его все-таки вырвет, опять, пытается оттолкнуть ястреба и тот словно понимает его, отпускает. гера вытаскивает свою голову и под воды и выблeвывaеm желчь из желудка. господи, nuздец просто.

- уйди, ян, - жалобно просит громов, когда рвoma останавливает, потому что не хочет, чтобы тот видел его такого. разбитого, беспомощного, слабого. гера не привык показывать свою слабость перед кем-то, да точнее, он с уверенностью мог сказать, что никто не видел его maким или то хуже. он слишком умело прятал свои настоящие эмоции, показывая людям то, что он хотел, чтобы они видели, - просто cъeбucь нaxyй отсюда, пожалуйста, - голос предательски дрогнет и ломается. руками крепко держится за раковину, сжимая до побелевших костяшек. а потом его снова рвет. и прости господи, он надеется, что не кровью.